Турецкий фактор в отношениях России и Казахстана в контексте евразийской интеграции

Сегодня странам — участницам Евразийского экономического союза (ЕАЭС) приходится реагировать на комплекс вызовов и угроз, затрудняющих поступательное развитие региональной интеграции. В их числе и проблемы взаимоотношений самих стран-членов, оказавшихся в условиях пандемии коронавируса в непростой ситуации. Это никак не умаляет огромный потенциал евразийской интеграции и возможность расширения круга заинтересованных участников данного проекта. По этой причине Россия и Казахстан обязаны всемерно оберегать сложившиеся между ними конструктивные, союзнические, братские отношения, тем более что от этого во многом зависит успех евразийской интеграции в целом. Совокупность объективных факторов и обстоятельств, в числе которых — распространение Турцией своего влияния в Центральной Азии, подвергает российско-казахстанские отношения определенным испытаниям. Реализуемый Турцией и ее тюркоязычными партнерами проект «Великий Туран» несет в себе для России определенные риски. Выяснение связанных с этим обстоятельств стало целью настоящего исследования. При этом внимание автора сосредоточено на развитии российско-казахстанских экономических отношений в контексте реализации евразийского интеграционного проекта. Разоблачается миф о том, что ЕАЭС представляет собой политизированный институт, инспирируемый «имперскими элитами» России. Вскрывая и подвергая анализу существующий конфликт интересов, определенные расхождения в понимании тактических задач национального развития, автор свидетельствует, что конфликтный потенциал в отношениях России и Казахстана надежно купирован как руководителями государств, так и высоким уровнем добрососедства и народного волеизъявления и не имеет перспективы обострения. Одновременно обоснован вывод о том, что никакие проблемные вопросы российско-казахстанских отношений не в состоянии обесценить позитивные перспективы евразийской интеграции. Автор также стремится обосновать тезис о неспособности турецкого фактора причинить ущерб российско-казахстанским отношениям и евразийскому проекту в целом. Более того, автор пытается подвести объективную платформу под утверждение о совместимости и возможности сопряжения евразийского и общетюркского интеграционного проектов.

1. Аватков В. Идейный фактор и тюркский элемент в политике России сквозь призму трансформации мирового порядка // Россия и современный мир. 2020. № 3 (108). С. 38–49.

2. Аватков В. Роль Турции на постсоветском пространстве // Россия и мусульманский мир. 2010. № 11. С. 134–147.

3. Додонов В. Ю. Инвестиционная активность ведущих стран мира в Казахстане // Россия и новые государства Евразии. 2020. № 3 (48). С. 94–113.

4. Дружиловский С. Б., Аватков В. А. Внешнеполитические идеологемы Турции (2002– 2012 гг.) // Обозреватель. 2013. № 6 (281). С. 73–88.

5. Желдыбаева А. Т. Стратегия «мягкой силы» как инструмент политики Турции в отношении Казахстана // Дневник Алтайской школы политических исследований. 2018. № 34. С. 77–83.

6. Шумилов М. М., Нуруллаев Ш. Х. РЗК С-400 как фактор изменений в турецко-американских отношениях // Евразийская интеграция: экономика, право, политика. 2019. № 2 (28). С. 93–102.

7. Isaacs R. Russia-Kazakhstan Relations and the Tokayev — Nazarbayev Tandem // The Russian Analytical Digest. 2020. № 248. P. 2–5.

8. Kunic N. Rusya’nın Orta Asya Politikası: Kazakistan Örneği (Russia’s Central Asia Policy: The Case of Kazakhstan) // Electronic Journal of Political Science Studies (EJPSS); Jun 2020. Vol. 11. Is. 2. P. 56–71.

9. Laruelle M. Untangling the puzzle of “Russia’s influence” in Kazakhstan // Eurasian Geography and Economics. 2019. Vol. 60. Is. 2. P. 211–243.